По поводу так называемой «межнациональной розни» и тому подобному в законодательной практике и государственной риторике

1. Следует, прежде всего, констатировать  очевидную вещь, что формальное право ‒ достаточно грубый по своей природе инструмент. Оно может идентифицировать в своих категориях только достаточно однозначные вещи, которые можно четко квалифицировать — уложить факт, так сказать, в нужную категориальную ячейку, правовое определение. Поэтому оно неплохо работает в таких ситуациях, как физический ущерб, ущерб благосостоянию человека или организации – во всем этом можно выстроить более-менее четкую шкалу ущерба, нарушения.
2. Что касается ситуаций, связанных с так называемой «межнациональной рознью» и т.п. Здесь мы вступаем в очень многозначную, сложную, со множеством тонких измерений сферу. Современная наука, в целом, отказалась от примордиалистских моделей этноса, этничности. Этнос, этничность — это лишь одна из идентичностей индивида. Их всегда было много, и сейчас это число только возрастает. Было и есть куча всяких функциональных идентичностей — семейная, родственная, поселенческая, локальная, региональная, профессиональная, корпоративная, гендерная, возрастная, болельщицкая, конфессиональная , сектантская, сословная, кастовая и т.д., и.т.п. Почему среди эти множеств так называемая этническая идентичность должна расцениваться как особо ценная. Это лишь одна из множества, проявляющаяся лишь в очень узко-функциональных ситуациях, она не более «коренная», чем любые другие. Для какого-то, например, в определенных ситуациях гораздо важнее, что он болельщик зенита, чем, что он русский. В общем, идентичности у индивидов множественны, ситуативны, очень вариативны (от индивида к индивиду и во времени), порой очень расплывчаты,  то есть тут мы вступаем в сферу очень и очень текучую.
3. Отсюда вопрос: способны ли достаточно по своей природе грубые, как мы признали, правовые инструменты однозначно идентифицировать эту суперсложную, вариантивную и субъективную сферу, этот мир текучих и многосложных идентичностей? Мне представляется, что неспособны по определению. Должны ли юристы быть компетентны во всех этих  неоднозначаных материях? Нет не должны и не могут быть компетентны.  И эксперты не помогут, ибо в сфере идентичностей в принципе не может быть внешней, объективной точки зрения. Юристы могут и должны оценивать в формально-правовых категориях материальный ущерб в отношении индивидуума и юридических лиц.
4. Из сказанного очевидно, что из законодательства надо пытаться максимально вычищать, все, что связано с угрозами, инвективами, оскорблениями в адрес идентичности.  Мы в повседневном быту, приватно и публично, постоянно отпускаем различные инвективы или клевету в адрес различных идентичностей. Типа: «А эти Сидоровы такие сволочи!», «Ах эти спартачи — полные уроды», «Сапожники— все алкаши и бараны», «Либералы – все агенты Госдепа», «Патриоты ‒ фашисты», «Все бабы - дуры», «Все мужики - козлы», «Гоблины едят младенцев» и т.д. и т.п.  Если на каждый такой чих, заводить дело, то наши суды захлебнутся. И чем инвективы или клевета в адрес этнических или конфессиональных идентичностей «важнее»,  чем инвективы в адрес других идентичностей. Абсолютно ничем. Гипертрофированное отношение к этничности – это очень недавний, чисто советский продукт. В СССР, как известно, очень текучую, множественную, многоуровневую этничскую идентичность попытались, так сказать, материализовать, заморозить, институционализировать, однозначно закрепить  за человеком и превратить в основание для государственно-административного строительства, культурного строительства и т.д. И мы до сих расхлебываем  это гипертрафированное отношение государства к  этой одной из разновидностей идентичности. На самом же деле в подавляющем большинстве жизненных ситуаций это далеко не самая значимая идентичность.  
5. В определенной мере может наказываться угроза нанести ущерб и призыв других к нанесению ущерба (например, «Гоблины, мы вас всех перережем») – но наказываться умеренно – лучше штрафы или недлительные аресты — этой достаточно действенно. Почему за угрозы нельзя слишком сильно наказывать?  Потому что, кто реально хочет нанести ущерб, он его наносит. В конце концов, в человеческой культуре угроза и инвектива всегда несли значительную позитивную роль. Словесная угроза или инвективы  — это всегда в значительной мере замена реального действия. Это также выпускание пара в слишком накалившейся ситуации. Всегда лучше оскорблять и угрожать, чем реально мочить друг друга. В традиционных культурах, как мы знаем, для инвектив, оскорблений всякого рода предусматривались особые ситуации – карнавалы, святочные обходы домов  и др. И никаких санкций, наказаний за эти оскорбления, угрозы и даже мелкое хулиганство не было, потому что народное мудрое сознание понимало, что это все необходимо для сброса накопившейся агрессии, для восстановления социального порядка, для сбивания излишней спеси с некоторых  особо гнущих пальцы товарищей. Поэтому ужесточая наказания за инвективы, оскорбления и пр. мы подрываем важный естественный механизм общественного саморегулирования. Оскорбили тебя или твою идентичность, наклеветали – действуй в ответ (в рамках закона, конечно) – покажи правду, разъясни, договорись, да даже оскорби в ответ. Сам бейся, ищи союзников, доказывай ‒ это все нормальный общественно-информационный процесс.  Никто и не обещал, что будет легко. И не надо это перекладывать на гос. плечи.
6. Смягчение же и окультуривание словесно-символического противостояния, хода конфликта — это не дело пеницитарной системы, особенно уголовной его части. Это дело самих сообществ, охваченных теми или иными идентичностями. Пусть учатся договариваться, общаться, переводить конфликты в приемлемые рамки, не давая перетекать им в силовое противостояние. Пусть сколь угодно долго лаются, лишь бы не воевали. А если перешел границу, нанес ущерб конкретному индивиду или индивидам – изволь под суд. И тут наказание должно быть неотвратимым со стороны государства. Но нельзя на государство и правовую систему вешать все, оно не способно на всякие тонкости. Не надо ему это перепоручать. И чем дольше государство будет вторгаться в эти тонкие сферы идентичностей  – тем дольше общество будет оставаться незрелым и неспособным  переводить противостояние в приемлемые рамки. Это вторжение – яркое проявление патерналистского характера нашего государства и младенчества общества. Но пора взрослеть.
7. Из всего сказанного вывод: гнать из законодательства и законодательной практики всякие «межнациональные розни» и подобное, судить за дела, а не за оскорбления и прочее. Государственным СМИ тоже надо стараться убирать из лексикона терминологию типа: чеченцы вступили в конфликт с русскими или «коренным населением». Закон абсолютно не должна интересовать идентичность вовлеченных, государство должно видеть только граждан и группы граждан. Есть конкретный индивид/индивиды, причинившие ущерб, и конкретный индивид/индивиды, получившие ущерб – вот это и должно быть релевантным для закона. Все остальное – дело общественной самоорганизации, морального обсуждения, диалога общин и сообществ. И долой из этой сферы государство – у него и без этого работы много. От  всякого его вторжения в мир и терминологию идентичностей только хуже всем становится, и общество не движется к самоорганизации.  
8. Крайне вредны также в законодательстве всякого рода особые статусы для разного рода идентичностей – типа особый набор прав для «народов Севера и Дальнего Востока» , для казаков и пр. Это только порождает местные конфликты. Преференции могут быть, но не на основании идентичностей, а на основании, например, проживания на определенной территории (например, неблагоприятной для жизни — но для всех на этой территории — чем русский Ямала хуже ненца?). 
9. Двигаться постепенно к отмене "титульных" республик, переходить от крайне вредного национально-государственного устройства к чисто административному.