Этнография гопников в вирутальном музее гопоты

http://gopniki.net

Качественные услуги

Отчет американского дипломата в Wikileaks: "Этнические группы создали русские"

Хорошее case study дагестанской свадьбы, проведенное американским дипломатом, и отчет о котором попал в Wikileaks:
"Энвер Кисриев, лучший эксперт по дагестанскому обществу, рассказал нам, что советская власть ушла из Дагестана в конце восьмидесятых, и сложное устроенное общество вернулось в состояние, в котором оно находилось в дороссийский период. Основной структурной единицей является моноэтнический «джамаат», который в данном контексте лучше переводить как «кантон» или «коммуна». Этнические группы создали русские. Столкнувшись с сотнями джамаатов, российские завоеватели XIX века объединяли кантоны, говорящие на похожих диалектах, и называли их «аварцы», «даргины» и т.д., чтобы уменьшить число «национальностей» в Дагестане до 38. С тех пор джамааты в каждой этнической группе конкурируют друг с другом, чтобы стать лидером этнической группы. Эта конкуренция особенно заметна среди аварцев, представителей крупнейшей национальности в Дагестане".
Перевод отчета полностью: http://www.vedomosti.ru/tnews/news/1559/wikileaks_otchet_amerikanskogo_diplomata_o_poseschenii#ixzz2E5VSNuVa"

Каталония: как ее конструируют и деконструируют

Viewpoints: Independence for Catalonia
Интервью берет BBC. У "конструкторов", конечно, "язык, особая культура, отдельная история" и прочие сладости. У "деконструкторов" - "за педалированием идентичности, желанием независимости стоит желание экономического и политического контроля". А вам чья нарративная стратегия больше нравится?

Новый жанр фольклора

Сегодня корреспонденты питерского телеканала 100ТВ брали на кафедре интервью у Владимира Серафимовича Бузина - о русалках. Владимир Серафимович выдал такой сногсшибательный текст, что я понял: этнографические тексты (в смысле тексты этнографов) - это отдельный жанр фольклора, достойный особой субдисцплины - что-нибудь типа "этнофольклористики". 

Классификационные битвы вокруг "поморов"

Здесь новый материал:
http://russiaforall.net/material.jsp?matid=515

Что же, желающих классифицировать увеличивается, и не просто классифицировать, а добиваться легитимации своих классификаций. Контролирующий классификационный процесс контролирует ресурсы и наоборот. Столкновение классификаций - где предел и есть ли решение?

Русский религиозный гайд-парк на Пасху: к вопросу о культуре общественной дискуссии в прошлом (цитата из Августа Гакстгаузена)

«С давнего времени завелся в Москве оригинальный обычай: каждое утро, на святой неделе, большие массы народы собираются в Кремле, на площади перед знаменитым Успенским собором, для религиозных разговоров. Тут сходится собственно простой народ; ни духовенство, ни чиновники, ни дворяне не принимают участия в спорах. Полиция смотрит сквозь пальцы на эти собрания и на них не бывает полицейских. Да они тут и совершенно бесполезны, так как на диспутах господствует величайшее спокойствие и порядок, а никогда не выходит ссор. Народ сам строго соблюдает порядок и останавливает всякое, слишком громкое, слово.

По одну сторону собираются приверженцы ортодоксальной церкви, напротив них становятся раскольники всех сект, в особенности староверы различных оттенков. Образуется несколько групп; в каждой из них есть несколько бойцов, защищающих или опровергающих какое-нибудь религиозное положение. Споры ведутся с величайшей вежливостью и спокойствием. Желающий возражать скидает шапку, низко кланяется своему противнику, и просит у него позволения возразить на его положения или ответить на его вопрос. Никто не перебивает другого. Разговоры ведутся при этом с большой логикой и диалектикой. Если кто спасует в споре, то тотчас кто-нибудь из сзади стоящих выступает к нему на помощь или берет на себя продолжение спора. Если кто-то разгорячится, начнет кричать или даже скажет: «это неправда», то его сторонники увещевают его и говорят: «пошло на да и нет! Если но не успокаивается, его немедленно оттаскивают назад» (Гакстгаузен А. Исследования внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений России. М., 1870. С. 236-237)

Презентация доклада Верняева И.И. "Павловский (нижнеокский) промысловый куст: возможности исследовательского конструирования локальной группы " на симпозиуме по малым группам 16.11.2012

https://docs.google.com/file/d/0B6rHGGXgQ2fyZzl6UnRTejFsM0E/edit

"Мой император, я не нуждался в этой гипотезе". Размышления по следам прошедшего симпозиума по малым группам

Этнографы иногда напоминают своего рода секту. Секту, верящую в существование некой особой субстанции - своего рода маны, которую они обозначают формантом этно- (этнос, этнический, этнокультурный, этнолокальный, этносоциальный и т.п.). Они верят в то, что некоторые вещи или совокупности людей наделены этой таинственной маной, этой священной субстанцией. При этом сами они уже несколько веков, прошедших со времени возникновения их секты, толком не умеют объяснить, что что это за особая субстанция такая, но тем не менее продолжают свято в нее верить и ей поклоняться. Вот рассказывают они о каких-то житейских вещах - про некоторых людей, например, которые ездят по тундре, профессионально занимаются оленями, ночуют в палатках. И вот к этому описанию о некоторых группах людей, их занятиях и привычках в прошлом и настоящем добавляют эту таинственную ману - этно. И сразу напускают на все это мистического тумана, перемещают в какое-то мистическое пространство - в какой-то фантастический мир "этносов". Для чего это делается? Что эта мана прибавляет к обычному описанию и анализу? Они и сами не знают и объяснить не умеют. И понятно почему - потому что это у них культ такой, нерациональная вера в эту ману. Вот берутся они за идентичности - и опять не могут обойтись без своей чудесной маны. У людей и их групп, как известно, куча разных идентичностей - семейная, родственная, поселенческая, локальная, региональная, профессиональная, корпоративная, гендерная, возрастная, болельщицкая, конфессиональная , сектантская, сословная, кастовая и т.д., и.т.п. Но эта секта этнографов какие-то индентичности, существующие в ряду других, выделила и наделила вот этой самой чудодейственной маной, прибавила к ним священное слово "этно-" и совершает вокруг них свои ритуальные танцы и молитвы.Конечно, принадлежать к секте, верить вместе со всеми и молится вместе со всеми на потусторонную выдуманную силу - очень приятно и почетно. Приятно с сектантской спесью обладателей тайного знания о священной мане шикать на других - "это не этнографично", "здесь нет этнического" и т.п. Когда же спрашиваешь у них, а что же за субстанция-то такая - они затягивают свои невнятные сектантские мантры про некие "особые группы людей" - а особые они потому что обладают особой субстанцией - а особая она потому, что особая - круг замкнулся - очередной ритуальный танец вокруг маны исполнен.

Нет уж, я в эти сектантские игры не играю, для меня достаточно истории и/или обычного социологического анализа групп, их институтов, идентичностей, обменов, разнотипных взаимодействий, хозяйственно-технологических и бытовых навыков, средств жизнеобеспечения, локальной политики, локальных образов и интерпретаций. Можно описывать, анализировать, исследовательски конструировать, моделировать все это, вполне обходясь без этого культа и заклинаний вокруг этно-маны. Как ответил Лаплас Наполеону на вопрос, почему в его "Трактате о небесной механике" не упоминается бог, "Мой император, я не нуждался в этой гипотезе".

Верняев И.И.

Вокруг поморского движения и последние события, связанные с ним -
http://www.kommersant.ru/doc/1947315
http://inotv.rt.com/2012-11-09/Pomorskomu-aktivistu-grozit-do-20

Наказы горожан Екатерининской Уложенной комиссии 1767‒1768 гг.: институций, институций!!!

Сергеевич В. [Предисловие] // Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 93. СПб.: Типография М. Меркушева, 1894, с. IV-V

Ресурсная экономика России в ХIХ веке и сейчас

Еще А.К. Шторх (Heinrich Friedrich von Storch), политэконом, статистик, библиограф, историк, член Петербургской Академии наук, на рубеже ХVIII - ХIХ в. обращал внимание на, в основном, сырьевую нишу (продукты добывающих промыслов, сельского хозяйства) России в международном разделении труда, что он считал невыгодным для страны и что необходимо было, по его мнению, обязательно изменить: «Почему русская нация должна постоянно находиться в за­висимости от индустрии других народов? Почему она должна вечно производить только сырье и предоставлять другим народам выгоду перера­ботки своих продуктов, которые потом вынужде­на покупать по удесятеренной цене?» [цит. по: Павлов, 1997, с. 434]. 
В нижеследующей статье делается вывод о том, что политику и идеологию России ХIХ в. во многом определяло экспортно-зерновое лобби. При этом интересный опыт преодоления сырьевой судьбы был накоплен в Сибири: барьеры для зернового экспорта из Сибири привели к развитию здесь переработки. http://www.stringer.ru/publication.mhtml?Part=49&PubID=16859

Обзор новой книги Трейси Девидсон

Здесь опубликован обзор новой книги Трейси Девидсон: http://www.kommersant.ru/doc/1208915#t100860357
Аналогичные институты я выявил в селе Павлово Горбатовского у. (см. мою статью в №№ 3, 4 за 2012 г. в "Вестнике СПбГУ", серия 2 "История")

"Этносы" и т.п. - классификационные конструкты государства

Совершенно очевидно, что так называемые этносы создает государство для своих классификационных и управленческих нужд. Ибо как управлять и просто учитывать многие тысячи этнолокальных и прочих малых групп? Надо их в государственных классификационных сетках укрупнить, организовать в крупные классификационно-управленческие единицы - "этносы". Так же поступали, например, и англичане в Индии, конструируя из реальных социльных единиц - джати, которых огромное множество - классификационные единицы - т.н. "касты" (Успенская). В этом конструировании государству помогает интеллигенция, ученые. А потом они утверждают: этнос "состоит" из локальных групп. Но как может управленческо-идеологический конструкт состоять из реальных сообществ? Ведь это разные по природе сущности. Ответа у них нет. 

Дополнение к предыдущему посту: о неудачном опыте построения судопроизводства на основе обычного права

Дополняя предыдущий пост, следует вспомнить об одном опыте построения системы судопроизводства на основе обычного права. Речь идет  о попытке в ходе реформ 1860-х - 1870-х гг. построить систему волостного судопроизводства, основываясь на нормах обычного права. По прошествии нескольких лет известная Комиссия сенатора Любощинского провела масштабное исследование волостного судопроизводства в разных губерниях. Материалы Комиссии опубликованы в нескольких томах. Анализ этого материала показал, что попытка построить адекватное законодательство на нормах обычного права, в целом, провалилась. И провалилась именно в силу огромной вариативности этих норм. Крестьяне тащили в эти суды все свои моральные оценки, всякие личностные характеристики, локальные, групповые нормы, судьи судили, "смотря по лицам". Сами крестьяне быстро поняли неадекватность современному судопроизводству волостных судов и часто предпочитали учездные мировые суды, построенные на официальном общегражданском законодательстве. И неудача была от того, что обычное право - это именно тонкая, вариативная, меняющаяся сфера моральных правил и оценок. На нем законодательство с его однозначностью и присущей ему объективно топорностью не  построишь. В том числе всякие "межконфессиональные", "межнациональные" и .т.п. дела - это все сфера своего рода обычного права и столкновения "обычных прав", которую надо максимально вычищать из современного законодательства, в том числе учитывая этот неудачный опыт волостного судопроизводства.

По поводу так называемой «межнациональной розни» и тому подобному в законодательной практике и государственной риторике

1. Следует, прежде всего, констатировать  очевидную вещь, что формальное право ‒ достаточно грубый по своей природе инструмент. Оно может идентифицировать в своих категориях только достаточно однозначные вещи, которые можно четко квалифицировать — уложить факт, так сказать, в нужную категориальную ячейку, правовое определение. Поэтому оно неплохо работает в таких ситуациях, как физический ущерб, ущерб благосостоянию человека или организации – во всем этом можно выстроить более-менее четкую шкалу ущерба, нарушения.
2. Что касается ситуаций, связанных с так называемой «межнациональной рознью» и т.п. Здесь мы вступаем в очень многозначную, сложную, со множеством тонких измерений сферу. Современная наука, в целом, отказалась от примордиалистских моделей этноса, этничности. Этнос, этничность — это лишь одна из идентичностей индивида. Их всегда было много, и сейчас это число только возрастает. Было и есть куча всяких функциональных идентичностей — семейная, родственная, поселенческая, локальная, региональная, профессиональная, корпоративная, гендерная, возрастная, болельщицкая, конфессиональная , сектантская, сословная, кастовая и т.д., и.т.п. Почему среди эти множеств так называемая этническая идентичность должна расцениваться как особо ценная. Это лишь одна из множества, проявляющаяся лишь в очень узко-функциональных ситуациях, она не более «коренная», чем любые другие. Для какого-то, например, в определенных ситуациях гораздо важнее, что он болельщик зенита, чем, что он русский. В общем, идентичности у индивидов множественны, ситуативны, очень вариативны (от индивида к индивиду и во времени), порой очень расплывчаты,  то есть тут мы вступаем в сферу очень и очень текучую.
3. Отсюда вопрос: способны ли достаточно по своей природе грубые, как мы признали, правовые инструменты однозначно идентифицировать эту суперсложную, вариантивную и субъективную сферу, этот мир текучих и многосложных идентичностей? Мне представляется, что неспособны по определению. Должны ли юристы быть компетентны во всех этих  неоднозначаных материях? Нет не должны и не могут быть компетентны.  И эксперты не помогут, ибо в сфере идентичностей в принципе не может быть внешней, объективной точки зрения. Юристы могут и должны оценивать в формально-правовых категориях материальный ущерб в отношении индивидуума и юридических лиц.
4. Из сказанного очевидно, что из законодательства надо пытаться максимально вычищать, все, что связано с угрозами, инвективами, оскорблениями в адрес идентичности.  Мы в повседневном быту, приватно и публично, постоянно отпускаем различные инвективы или клевету в адрес различных идентичностей. Типа: «А эти Сидоровы такие сволочи!», «Ах эти спартачи — полные уроды», «Сапожники— все алкаши и бараны», «Либералы – все агенты Госдепа», «Патриоты ‒ фашисты», «Все бабы - дуры», «Все мужики - козлы», «Гоблины едят младенцев» и т.д. и т.п.  Если на каждый такой чих, заводить дело, то наши суды захлебнутся. И чем инвективы или клевета в адрес этнических или конфессиональных идентичностей «важнее»,  чем инвективы в адрес других идентичностей. Абсолютно ничем. Гипертрофированное отношение к этничности – это очень недавний, чисто советский продукт. В СССР, как известно, очень текучую, множественную, многоуровневую этничскую идентичность попытались, так сказать, материализовать, заморозить, институционализировать, однозначно закрепить  за человеком и превратить в основание для государственно-административного строительства, культурного строительства и т.д. И мы до сих расхлебываем  это гипертрафированное отношение государства к  этой одной из разновидностей идентичности. На самом же деле в подавляющем большинстве жизненных ситуаций это далеко не самая значимая идентичность.  
5. В определенной мере может наказываться угроза нанести ущерб и призыв других к нанесению ущерба (например, «Гоблины, мы вас всех перережем») – но наказываться умеренно – лучше штрафы или недлительные аресты — этой достаточно действенно. Почему за угрозы нельзя слишком сильно наказывать?  Потому что, кто реально хочет нанести ущерб, он его наносит. В конце концов, в человеческой культуре угроза и инвектива всегда несли значительную позитивную роль. Словесная угроза или инвективы  — это всегда в значительной мере замена реального действия. Это также выпускание пара в слишком накалившейся ситуации. Всегда лучше оскорблять и угрожать, чем реально мочить друг друга. В традиционных культурах, как мы знаем, для инвектив, оскорблений всякого рода предусматривались особые ситуации – карнавалы, святочные обходы домов  и др. И никаких санкций, наказаний за эти оскорбления, угрозы и даже мелкое хулиганство не было, потому что народное мудрое сознание понимало, что это все необходимо для сброса накопившейся агрессии, для восстановления социального порядка, для сбивания излишней спеси с некоторых  особо гнущих пальцы товарищей. Поэтому ужесточая наказания за инвективы, оскорбления и пр. мы подрываем важный естественный механизм общественного саморегулирования. Оскорбили тебя или твою идентичность, наклеветали – действуй в ответ (в рамках закона, конечно) – покажи правду, разъясни, договорись, да даже оскорби в ответ. Сам бейся, ищи союзников, доказывай ‒ это все нормальный общественно-информационный процесс.  Никто и не обещал, что будет легко. И не надо это перекладывать на гос. плечи.
6. Смягчение же и окультуривание словесно-символического противостояния, хода конфликта — это не дело пеницитарной системы, особенно уголовной его части. Это дело самих сообществ, охваченных теми или иными идентичностями. Пусть учатся договариваться, общаться, переводить конфликты в приемлемые рамки, не давая перетекать им в силовое противостояние. Пусть сколь угодно долго лаются, лишь бы не воевали. А если перешел границу, нанес ущерб конкретному индивиду или индивидам – изволь под суд. И тут наказание должно быть неотвратимым со стороны государства. Но нельзя на государство и правовую систему вешать все, оно не способно на всякие тонкости. Не надо ему это перепоручать. И чем дольше государство будет вторгаться в эти тонкие сферы идентичностей  – тем дольше общество будет оставаться незрелым и неспособным  переводить противостояние в приемлемые рамки. Это вторжение – яркое проявление патерналистского характера нашего государства и младенчества общества. Но пора взрослеть.
7. Из всего сказанного вывод: гнать из законодательства и законодательной практики всякие «межнациональные розни» и подобное, судить за дела, а не за оскорбления и прочее. Государственным СМИ тоже надо стараться убирать из лексикона терминологию типа: чеченцы вступили в конфликт с русскими или «коренным населением». Закон абсолютно не должна интересовать идентичность вовлеченных, государство должно видеть только граждан и группы граждан. Есть конкретный индивид/индивиды, причинившие ущерб, и конкретный индивид/индивиды, получившие ущерб – вот это и должно быть релевантным для закона. Все остальное – дело общественной самоорганизации, морального обсуждения, диалога общин и сообществ. И долой из этой сферы государство – у него и без этого работы много. От  всякого его вторжения в мир и терминологию идентичностей только хуже всем становится, и общество не движется к самоорганизации.  
8. Крайне вредны также в законодательстве всякого рода особые статусы для разного рода идентичностей – типа особый набор прав для «народов Севера и Дальнего Востока» , для казаков и пр. Это только порождает местные конфликты. Преференции могут быть, но не на основании идентичностей, а на основании, например, проживания на определенной территории (например, неблагоприятной для жизни — но для всех на этой территории — чем русский Ямала хуже ненца?). 
9. Двигаться постепенно к отмене "титульных" республик, переходить от крайне вредного национально-государственного устройства к чисто административному.

Любопытная статья о новых сетевых этносах

http://www.echo.msk.ru/blog/ttrofimov/912985-echo/

Локальные сети производящих промыслов в России

Локальные сети производящих промыслов в России ХIХ - начала ХХ в.
Здесь мы попробуем обкатать на конкретном материале основные подходы Этнографии 2.0 как этнографии сетей.

Один из известных исследователей производящих промыслов России второй половины ХIХ в. В.С. Пругавин назвал их «неведомым, подспудным миром» [Пругавин, 1882, с. 49]. Другой — Р.Ф. Попов — назвал их «незаметной» промышленностью [Попов, 1875, с. 25]. Справедливо ли такое название — «незаметная промышленность»? В самом деле, в свое время, прежде всего, в 1870-е ‒ 1890-е гг., а затем и в 1920-е гг., ее изучением много занимались, вышли сотни больших и малых публикаций разного направления. Правительство и общественность создавали специальные структуры для изучения и осуществления практической политики в отношении производящих промыслов («кустарной промышленности»). Один из авторов тех лет — С.А. Зыбин — сравнил появление исследовательского интереса к производящим промыслам в 1870-х гг. с «открытием Америки» [Зыбин, 1896, с. 18‒19]. Однако эта открытая «Америка», этот континент производящих промыслов оказался по-настоящему не освоенным в исследовательском и политико-практическом плане. Даже при наличии достаточного количества эмпирического материала не удалось создать убедительных обобщающих моделей, не были однозначно оценены масштабы самого явления (численные оценки порой расходились в разы) и место в экономике и социокультурной жизни. Законодательство страны фактически игнорировало эту часть экономики (фактически это оставалось «теневой экономикой») и социальных отношений, статистика (даже наиболее качественная — земская) учитывала ее не лучшим образом, практическая политика была невнятной и периферийной по отношению к другим ее направлениям. Уже в середине 1920-х гг., подводя итог нескольких десятилетий исследовательского и практико-политического интереса к производящим промыслам, известный исследователь А.А. Рыбников вынужден был констатировать: «…надо признать, что мы очень плохо знаем наше промысловое хозяйство во всей его пестроте и многообразии» [Рыбников, 1926, с. 85].
Одной из главных причин «незаметности» этого фактически очень масштабного и важного явления являлся, на наш взгляд, устойчивый общественный и государственный стереотип, в контексте которого крестьянин, вообще сельчанин, рассматривался прежде всего как земледелец, пахарь по самой своей «природе». Поэтому т.н. «кустарные промыслы» изначально воспринималось как нечто «вспомогательное» и глубоко периферийное. С другой стороны, индустрия стереотипно воспринималась прежде всего как крупная, и именно на эту формы промышленности было обращено основное внимание, она, прежде всего, была объектом политики и изучения. Иные подходы, хотя и разрабатывались, но были редкостью. Тем самым такая форма промышленности как «производящие промыслы» («мелкая промышленность», «кустарная промышленность») и связанная с ней социокультурная система просто «затерялась» между этими двумя мощными стереотипами, оказалась в «слепой» зоне. В мейнстриме общественно-государственного восприятия ее было плохо «видно». И это имело, на наш взгляд, плохие последствия для эволюции страны в целом.

Что такое Этнография 2.0 ?

Почему 2.0 ? Чем она отличается от 1.0 ?
Различие заключается в ключевых метафорах/матрицах/моделях, которые организуют исследовательское мышление и первичный материал. В основе этнографии 1.0 лежит организмическая метафора/матрица/модель. Отсюда категории "этнос", "социум", "традиционная культура" или просто "культура", которые "состоят" из "частей", "подсистем" и пр. - развитие организмической метафоры. Даже когда обращаются к "субэтносам", "малым группам", "локальным группам" перетаскивают на этот предмет организмическую матрицу описания.
Новая этнография, этнография 2.0. - отказывается от организующей матрицы "организма" для укладки данных.
Этнография 2.0. - этнография "сетей", а не "организмов". Некоторые ее признаки:
1. Не постулировать как бы самоочевидных общностей - "субэтносов", "этнических групп", "этносов" и прочее. Любое взаимодействие надо доказать и показать как сеть связей, информационных и ресурсных обменов.
2. Аффиляция индивида множественна. Индивид может быть задействован во множестве сетей взаимодействий. Они различны по масштабам, функциям, формам обмена.
3. Этнография 2.0 не спешит в расстановке приоритетов - такая-то сеть "главная", "основная", "важнейшая в иерархии". Этнография 2.0 понимает что шкалы "главности" нет, так как сети разнофункциональны, имеют разные цели.